МАНУЭЛЬ НАВАРРО ЛУНА [158]
Перевод М. Тарасовой
Вперед
Да, он был молодым, безрассудным и смелым,
и один лишь порыв неизменно владел им, —
он стремился к звезде, озарявшей ночной небосвод,
и, как будто в бреду, напрягаясь всем телом,
он смотрел на нее, повторяя: «Вперед, вперед!»
И в ужасную ночь, в тюремном подвале,
в час, когда палачи его зверски пытали,
повторял он: «Свобода придет!»
И распухшие губы беззвучно шептали:
«Не сдавайтесь, вперед, вперед!»
Ни в морях, ни на суше покоя не зная,
он мечтал об одном, чтоб звезда золотая
озарила ночной небосвод,
и в последний свой час он сказал, умирая:
«Не сдавайтесь, вперед, вперед!»
От глубокого сна не очнуться герою,
и костер его сердца засыпан золою,
но звенит его голос и снова зовет,
над решетками смерти взлетая весною:
«Не сдавайтесь, вперед, вперед!»
Мы победим
В стихотворении автор использует образы
«Песни о Буревестнике» М. Горького
Мой народ — могучая рать,
мой народ неистов и смел,
он рожден для доблестных дел,
ни смерти, ни голоду нас не смять.
Много копий у наших врагов,
но народ мой испытан в сраженьях,
никогда не носить нам оков,
никогда не стоять на коленях.
Пусть слабые духом немеют,
пусть в страхе трясутся пигмеи,
предатели ждут своей кары.
Мечутся белые чайки,
прячутся в скалы гагары,
сбиваются в робкие стайки.
Буревестник парит над волнами,
молнии черной подобен,
он знает — победа за нами
и тучи солнца не скроют.
Куба — как гордая птица
реет над морем седым,
и крылья ее — две варницы
надежды, —
мы победим!
Зловещий гигант-кровопийца!
Ты не добьешься поклона,
кубинец всегда будет биться —
до последнего биться патрона.
Не одни мы встречаем рассвет,
нашей победы ровесник, —
приносит нам братский привет
ликующий буревестник.
Мы пойдем путем испытаний,
готовые к пыткам любым,
наша надежда — как знамя,
мы знаем, что мы победим.
И если в дымящийся пепел
наш край превратятся родной,
звезду — наш немеркнущий вымпел —
подымем над смертью самой.
Мы не отступим, мы устоим,
мы будем верны свободе,
и мы победим в нашем трудном походе,
мы победим!
РЕХИНО ПЕДРОСО [159]
Это — наша земля!
Перевод В. Столбова
Уходите от нас! Забирайте с собой ваши доллары, акции, банки!
Мы — глухая тоска городов, безымянное горе полей.
Уходите от нас! Забирайте с собой вашу роскошь и ваших богов!
Глухи были они к горьким жалобам нашим.
Ваша роскошь взята напрокат,
ибо сотканы ваши наряды из нашей беды.
Мы тоже богатые люди,
но сокровище наше никто не посмеет отнять.
У нас — беспредельная кузница солнца,
и молота песня,
и зеленый ковер океана, вышитый рыб серебром.
У нас многорукая сила заводов,
мятежное знамя, надежда
и мускулы.
Горе тоже у нас,
горе тех, кто страдает… и ждет.
Настанут великие дни,
как золотые монеты, они уже катятся к нам.
И наши рабочие руки радостью будут полны.
Уходите от нас, вы, набухшие золотом туши!
Все, что наше, никто не посмеет отнять.
Это — наша земля! Она наша от края до края.
На вей зреют желанья и сумерки тихо цветут.
И в наших руках
серп ветра гигантский —
он жатву срезает на ниве грядущих веков.
РУБЕН МАРТИНЕС ВИЛЬЕНА [160]
Рассветное крещендо
Перевод П. Грушко
Все пламенней пожар на полотне востока,
в нем блекнут фонари на вахте городской,
и город гонит сон, и снова звуков склока
и ритмов чехарда дробят ночной покой.
Вновь город доняла шумливая морока,
газетчики кричат, и снова день-деньской
автомобилей гул в сумятице потока,
треск дерева и лязг железа в мастерской.
И — словно дар — из недр гремящего колодца,
как фимиам труду, дым фабрик а небе вьется;
моторы по цехам гудят на все лады.
И город вновь повел старинное сраженье,
он, как большой станок, приводится в движенье
моторами забот и шкивами нужды.
Мотивы неясной печали
Перевод П. Грушко
О немощность сознанья, бессилие решиться
облечь в стихотворенье неясные догадки.
И нет конца печали: не рвется вереница
похожих дней, текущих в трагическом порядке.
Желанного покоя и жаждать и страшиться:
в нем наше отреченье от вековечной схватки
с самим собой, с устами, которым ласка снится,
и с горстью малых истин, и с бездною Загадки.
Страдать за все: за тщетность бесплодных осмыслений,
за то, что сердце друга в жестоком отдаленье,
за хладный ум Паллады в порыве Аполлона…
И в постоянной тяге к непостижимой шири
быть вечно одиноким и жить уединенно —
быть строчкой, для которой нет рифмы в целом мире!